Сериал о наркоторговле в Балтиморе был одним из знаковых шоу HBO во времена золотого века канала. Тотальность экранного мира, безжалостность к любимым зрителем персонажам, устройство сезонов по принципу антологий, всякий раз начинающих совсем другую историю, дайверсити, в конце концов — все эти тенденции стриминговых сериалов предугадала «Прослушка». Этот докуфикшен стал самым горьким и пессимистическим портретом постиндустриальной Америки. О том, как устроен телероман журналиста и писателя Дэвида Саймона, рассказывает Василий Корецкий в тексте, который был также опубликован в Букмейте в сборнике Кинопоиска «100 великих сериалов».
Василий Корецкий
Старший редактор Кинопоиска
Зла не существует
Для HBO «Прослушка» всегда была проблемным проектом. Не самым затратным — в это же время канал, например, делал своеобразную «Игру престолов» того времени, сериал «Рим». Но и не самым популярным. «Прослушка» проигрывала «Клану Сопрано» по той же причине, по которой несколько лет спустя она войдет в учебные программы американских вузов. Традиции литературных жанров и направлений XIX века (трагедия, реализм, натурализм, мелодрама и социальный роман) сочетались в ее нарративной структуре и приемах с радикальным, антизрительским отрицанием схем развлекательного кино и телевидения века двадцатого.
«Прослушка», формально посвященная расследованию преступлений наркомафии, совершенно не вписывается в канон полицейского шоу да и вообще детективной истории. Здесь нет серии кейсов, которые главные герои успешно раскрывают каждую неделю. Нет и собственно детективной интриги — мы уже на старте примерно понимаем, кто и за что тут убивает. Единственная мотивация злодеев — это деньги, и оттого члены уличных банд даже не кажутся злодеями. Что есть зло в современной поп-культуре с ее бесконечно меркантильными героями, глобальной экспансией Голливуда с одной стороны и культом разнообразия с другой? Серийные убийцы, преступления которых несоизмеримы с деяниями какого-нибудь Чингисхана? Религиозные террористы, заменившие пугающего и непонятного Другого колониальных времен? Мы видели их на экране столько раз, что перестали ужасаться.
Персонажи «Прослушки» тем более не фантомасы и не жюдексы, одержимые преступлением и правосудием соотвественно. Даже больше, копы тут мало чем отличаются от гангстеров. И те и другие работают в банде, постоянно нарушают и закон, и собственный корпоративный кодекс, имеют массу пороков и одинаково являются продуктами системы. Самый обаятельный персонаж шоу — машина убийства, акула улиц Омар Литл (Майкл Кеннет Уильямс), scarface, безжалостный и бесстрашный экспроприатор, грабящий наркоторговцев. Но и его враги со временем тоже будут вызывать понимание и сочувствие: школьники Пут и Боди, по приказу убившие своего друга, спустя несколько сезонов станут нам как родные, и даже главный злодей первых сезонов, расчетливый торговец смертью Стрингер Белл (Идрис Эльба), покажется интересным человеком трезвого ума и тонкого вкуса в сравнении с новым поколением отморозков.
Диккенс без слез
Великий бытописатель страданий простого человека в индустриальной Британии упоминается в «Прослушке» прямо: один из эпизодов пятого сезона так и называется — «Диккенсовский аспект»; о нем говорят редакторы в газете Baltimore Sun, когда принимают решение сфокусироваться на материалах из жизни люмпенов. Зрителю, впрочем, не нужно дожидаться финала шоу, чтобы вспомнить об Оливере Твисте. Один из самых мелодраматических сюжетов первого сезона связан с бродяжкой Уоллесом (маленький Майкл Б. Джордан), мечтательным пушером с золотым сердцем. Уоллес так добр, что постоянно собирает вокруг себя бездомных малышей, кормит-поит их на заработанные наркоторговлей деньги и следит, чтобы они ходили в школу и делали домашку. В конце сезона его застрелят по приказу старших упомянутые выше Боди и Пут прямо посреди детской спальни в сквоте.
Этот сценарный ход в духе «Игры престолов», пожалуй, единственная уступка сценаристов «Прослушки» чистой мелодраме. Потом, всякий раз подводя зрителя к драматическому финалу, «Прослушка» лишает его надежды — на искупление, на чудесное избавление героев от страданий и даже на трагическое, разбивающее сердце крушение надежд. Вот финал четвертого сезона «Хамстердам»: майор Колвин, устроивший в балтиморских заброшках зону свободной торговли героином, грустно ходит по руинам этой автономной зоны, только что разнесенной к чертям полицейским рейдом. Время всплакнуть над разбитой мечтой о чистых улицах, свободных от наркотиков и перестрелок? Как бы не так — среди руин Колвин встречает бездомного джанки Бабблза, собирающего цветмет. Пара циничных шуток Бабблза — и мы с майором уже не так уверены в том, что открыть посреди города прилавки с героином — такая уж замечательная и общественно-полезная идея. Четко работавший моральный компас вдруг дает сбой.
Или финал первого сезона: Ди Анджело (Лоуренс Гиллиард) — гангстер с тонкой душевной организацией, решивший сдать своих и начать новую жизнь по программе защиты свидетелей — переубежден консильери и отказывается давать показания. Мы ожидаем, что герой, бывший на грани между спасением и падением, сломался и обречен, но камера, которая показывает задумавшегося Ди Анджело через плечо адвоката, настаивает, что этот вопрос еще открыт и герой выбирает какой-то третий вариант. Публика вполне в традициях брехтовского театра не получает эмоциональной разрядки и остается достаточно фрустрированной, чтобы продолжать размышлять о социальных условиях Балтимора (и всей Америки) после окончания сезона. Зрители думают о том, как ложь, коррупция, имитация деятельности не просто просочились во все институции государства, но оказались цементом, скрепляющим их. О том, как американская мечта стала трагедией.
Фатальный изъян
В американских текстах про «Прослушку» иногда упоминают древних греков с их сюжетами о тщетном бунте против фатума. Но идея Дэвида Саймона была ровно противоположной. «Прослушка» как раз и была бунтом против существовавшего в телеиндустрии и политике положения вещей, которое негласно преподносилось как незыблемое и неизменное. Да, шоу обращается к почти невозможной (тогда) на телевидении трагедии, но это трагедия Чехова и Ибсена, новаторски сделавших героями некогда возвышенного жанра простого обывателя. Вообще-то, мейнстримным трагическим сюжетом в их времена была цена величия — рудимент эпохи романтизма, и очень живучий; именно в эту схему укладываются, например, и написанный незадолго до Первой мировой «Мартин Иден», и «Великий Гэтсби» эпохи джаза, и снятый во время Второй мировой «Гражданин Кейн». Но откуда взяться великим в Балтиморе — некогда процветающем промышленном центре, переживающем упадок всего?
Важным элементом социальной трагедии является трагический недостаток — свойство характера героя, несовместимое с условиями среды, в которой он живет. В современном голливудском нарративе с его псевдофрейдистской ориентацией на нравственную трансформацию протагониста подобный герой практически невозможен. Он встречается в трагикомедиях вроде тех, что снимают братья Коэн; непроходимая глупость их алчных персонажей уже вызывает смех. Подобный персонаж — феноменально тупой и одновременно наглый докер-остряк Зигги Соботка (Джеймс Рэнсон) — есть и в «Прослушке». И даже его предсказуемое падение вызывает у нас сожаление.
Но если вынести за скобки повсеместную человеческую глупость и ее последствия (в «Прослушке» много таких примеров), в сериале останется еще масса трагически неподдающихся героев. Там много персонажей, не желающих ничего менять в своем деструктивном поведении, но фанатично и обреченно пытающихся изменить всю систему городского сообщества, грязные правила игры которого они органически не способны принимать. Таков детектив Макналти (Доминик Уэст) — одно из центральных лиц сериала, алкоголик, ходок, нелояльный подчиненный, серийно нарушающий правила субординации, органически неспособный «знать свое место»; остальные его коллеги не сильно лучше. Ощущение экзистенциальной тревоги и безысходности, которое нарастает в «Прослушке» из сезона в сезон, несмотря на все ее искрометные диалоги на уличном сленге, порождается именно бесконечными столкновениями персонажей с социальной, построенной государством реальностью, которую они мечтают изменить и не могут. Сама Америка тут становится источником ужасного — неудивительно, что жюри ни одной из престижных теленаград не решилось обратить свой взор в сторону столь нигилистского сериала.
Реалити-шоу
В разговоре о достоинствах и новациях «Прослушки» речь непременно заходит о невероятном реализме шоу. Фундаментом сериала послужили нон-фикшен-расследования журналиста Дэвида Саймона: «Убойный отдел» про работу полиции Балтимора и «На углу» про влияние наркоэпидемии на жизнь одной семьи; снятый по нему одноименный сериал HBO стал своеобразным приквелом «Прослушки». Плюс личный опыт экс-полицейского Эда Бёрнса, который стал соавтором «На углу», а потом присоединился к сценарной команде нового шоу.
Все уличные сцены снимались в реальных неблагополучных районах города: Коппин-Хайтс и Аптон на Западе, улицы вокруг Мэдисон-Парка, заброшенные кварталы в центре между Норд-Бродвей и Ист-Норд-авеню. Эти улицы действительно были усыпаны пустыми капсулами из-под героина, и даже старый оранжевый диван, ставший эмблемой первого сезона, художники-постановщики нашли на пустыре рядом с Коппин-Хайтс и включили в сценарий (правда, пока шел препродакшен, оригинальный диван случайно выкинули, и команде пришлось делать его имитацию в тайне от Саймона). В касте сериала приглашенные актеры (не звезды!) соседствуют с обычными балтиморцами, в том числе и реальными офицерами полиции и реальными членами банд, уже отсидевшими и исправившимися. У многих персонажей есть прототипы.
Об уровне актерских работ в «Прослушке» можно судить хотя бы по историям, постоянно происходившим с Андре Ройо — он играл упомянутого выше Бабблза, наркозависимого информатора полиции. Часть коллег и охранники площадки поначалу принимали Ройо за реального джанки. Однажды во время съемок первого сезона, когда актер сел на скамеечку подумать о сцене, к нему вышел кто-то из местных и тихо сказал: «Там раздают пробники». Он пожал Ройо руку, в ладони оказалась пробирка с образцом новой партии героина. «Это был мой „Оскар“», — шутил потом актер.
Утопия факта
Вся эта литература факта в сериале имеет не только художественное значение, придающее шоу необыкновенную достоверность, но дает ему идеологическое измерение. «Прослушка» действительно сериал, что называется, снятый политически, а не просто проект, рассказывающий о городской политике. В каждом сезоне, начиная со второго, герои идут на радикальные и очень изобретательные меры, пытаясь хакнуть несправедливую и неэффективную систему. Вспомним несколько: например, прожект докеров — реконструкция угасающего порта на деньги от черного трафика; создание наркоутопии Хамстердама — особой зоны свободной торговли запрещенными субстанциями, позволившей сконцентрировать наркопреступность в одной точке и обезопасить остальные улицы; образовательные эксперименты офицера Призбылевски в средней школе, куда наш герой уходит работать учителем математики.
Все мечтают о лучшем Балтиморе; каноны реалистической литературы требуют изображать подобную мечту как навязчивую, маниакальную, а значит, несбыточную страсть героя, иначе публика не почувствует ее. Саймон при этом всякий раз показывает эту утопическую фантазию как повседневную обыденность, цель, невозможную и неземную, не больше чем, скажем, победа в муниципальных выборах. Конечно, всякий раз мечта разбивается для героя. Но в нашем восприятии она становится чем-то нормальным, не связанным с помешательством технически достижимым.
Больше никогда
На старте второго сезона максимальная аудитория «Прослушки» составляла 4,3 миллиона человек, в третьем она упала до 1,9 миллиона. Критики, многим из которых не понравился первый сезон (те, кто смотрел его не как цельную новеллу, а поэпизодно, как набор рассказов, сочли сериал медленным и скучным), к третьему практически перестали писать про «Прослушку». Продюсеры, и так со скрипом запускавшие продолжения шоу, всерьез подумывали закрыть его. Саймон, у которого были разработки еще двух сезонов, пытался продать HBO спин-офф под названием «Холл» — уже не криминальную, а политическую драму (в итоге она все-таки стала финалом «Прослушки»). «Зачем нам два провальных сериала вместо одного?» — логично отвечали в HBO, но все же довели проект до конца, обеспечив тем самым его попадание во все топы сериалов всех времен.
Другие шоу о гангстерах и наркотиках получили своих подражателей: кроме «Клана Сопрано» и «Во все тяжкие», у нас есть куча сериалов вроде «Озарка», «Фарго» или «Наркос». Но никто в общем так и не сделал попытки снять что-то подобное «Прослушке» с ее размахом, глубиной социального анализа и пессимизма, даже другие «тотальные шоу» Дэвида Саймона вроде «Тримея» не поднимаются на такой уровень.
При этом жизненных сюжетов, которые могли бы стать основой таких шоу в жизни, меньше не стало. В 2022-м Бёрнс, Саймон и Джордж Пелеканос сделали для HBO еще одну балтиморскую историю по мотивам реальных событий — мини-сериал «Мы владеем этим городом» о коррумпированном подразделении по контролю за оборотом огнестрельного оружия. В подобном месте вполне мог начинать свою карьеру «плохой лейтенант» Седрик Дэниэлс (персонаж Лэнса Реддика), однако горькая правда в том, что описанные в шоу события произошли не в далеких 1990-х, а совсем недавно, в 2017 году.
Главный конкурент «Прослушки», «Клан Сопрано», спорил с голливудским каноном, показывая зрителю, что люди остаются прежними даже в меняющемся мире. «Прослушка» же оказалась еще честнее, настаивая на том, что мир тоже стоит на месте. Маловероятно, что сегодня, в эпоху возрождения Большой Истории, кто-то снова осмелится констатировать эту печальную и еретическую истину.
Смотрите «Прослушку» в Амедиатеке и на Кинопоиске в Плюсе с Амедиатекой.
