В прокат наконец выходит многострадальный фильм Виктора Гинзбурга по роману Виктора Пелевина — правда, выходит пока только в Казахстане. Как получилось, что картина, задуманная как народный блокбастер, стала в России едва ли не фрондерской? И есть ли в этом заслуга режиссера? О том, как турбулентное время играет без правил с бедными российскими кинематографистами, размышляет Василий Корецкий.
Василий Корецкий
Кинокритик, старший редактор Кинопоиска
Признаюсь, тяжело писать об очередной экранизации Пелевина Виктора Гинзбурга — единственного режиссера на Земле, которому удалось купить права на чуть ли не половину пелевинской библиографии, начиная с «Generation П». Можно ли назвать «новым» фильм по роману 16-летней давности, производство которого началось пять лет назад? Книга принадлежит другому поколению, другой эпохе, другой аудитории, другой стране… Что там было? Помнится уже плохо. Была ностальгия рожденных в 1980-м коротышек по солнечному СССР — тогда это еще трогало, и первые читатели «Empire V», в отличие от выросшего в США реэмигранта Виктора Гинзбурга, еще считывали аллюзии пролога-флешбэка, переосмыслявшего фильм «Курьер». Роман вполне можно считать альтернативной версией картины Шахназарова: в нем раздолбай Рома Шторкин, живущий с невротичной мамой-диссиденткой и проваливший поступление в вуз, уже действительно ведет свой род от аристократических предков, и на стене его спальни тоже висит черный страшный предмет.
Было в той эпохе и увлечение латиницей в заголовках — это еще казалось солидным, а буква V ассоциировалась исключительно с анонимусом из фильма Вачовски и МакТига. Были нефтедоллары и бешеный «баблос» — не для всех, но для многих. Были чайные клубы. В какой-то момент в ней случился «Аватар» и революция CGI, с тех пор компьютерная графика в кино снова успела стать жуткой. Слово «дискурс» еще не числилось в блэклисте всех газетных и журнальных редакций, слово «гламур» не вызывало тошноту, а дивный мир потребления еще казался россиянам чем-то новым, удивительным и, чего греха таить, манящим. Русские переводы двух ключевых книг, объясняющих суть неолиберального капитализма, — «No Logo» и «Доктрина шока» — вышли в 2005-м и 2009-м; «Empire V» удачно втиснулся между ними на полке увлеченного популярной политэкономией читателя.
Но в 2017-м идея экранизировать роман уже казалась запоздавшей. А следующие годы производственного ада и коронавирусных ограничений заочно превратили проект в анахронизм. Фильм должен был выйти в России весной 2022-го, но материалы «Ампира» подали в Минкульт с заниженной для такого фильма возрастной маркировкой 16+ (в нем фигурировала сцена секса на станции Цоо в Берлине 1945-го), что привело к задержке в оформлении документов, затянувшейся уже на год с лишним. При этом формального отказа Минкульта в выдаче прокатного удостоверения продюсеры не получили. На пресс-показе в марте 2022 года журналистам продемонстрировали еще сырую сборку, мягко говоря, разочаровавшую многих, так что «слив» проката не воспринимался как трагедия, при этом высказывалось предположение, что фильм не выпущен из-за Мирона Федорова (Оксимирона) в одной из главных ролей — тогда еще не иноагента. После Виктор Гинзбург, будто забывший о том, что «Ампир» показали журналистам, притворно возмущался в соцсетях убийственной рецензией Антона Долина, написанной по случаю появления предварительной версии картины в сети (еще с логотипом компании Columbia, покинувшей российский рынок после 24 февраля).
Но, положа руку на сердце, какой монтаж может спасти от морального устаревания спецэффекты, которыми фильм чудовищно перегружен? Можно ли пересборкой убрать феноменальную слепоту Гинзбурга к духу и букве пелевинского текста (который, кстати, отлично читается и сейчас), к его деталям и образам? Возьмем для примера сюжетообразующий фрагмент, в котором герой описывает травматическое воспоминание из детства: «Прямо над кроватью висел плетеный веер в форме сердца. Он был слишком большим, чтобы им обмахиваться. Во впадине между сердечными буграми была круглая ручка, из-за которой веер казался похожим на гигантскую летучую мышь с маленькой головкой. В центре он был подкрашен красным лаком». В фильме за 46 млн рублей показан веер… ну какой нашли. В общем, весной 2022-го «Ампир V» выглядел, как сказал бы герой Пелевина, «срачным ацтоем». Но, как оказалось, не создатели фильма, а мы, критики, отстали тогда от паровоза современности.
Тут снова стоит подчеркнуть: нет, продукция Виктора Гинзбурга не пронзила пространство и время дополнительными инсайтами и не сделала пелевинскую наглядную политэкономию еще более наглядной за счет неймдроппинга в касте (снова напрашивается цитата из оригинала — про «впаривание прокисшего медвежьего говна»). Ну правда, кому сейчас — особенно за пределами Садового — сдался китаист и чайный дилер Виногродский (играет вампира Локи) или кто обратит внимание на внешнее сходство персонажа Владимира Долинского (вампир Энлиль) с покойным серым кардиналом кремлевской политики Глебом Павловским? «Ампир V» действительно застрял во времени и не продвинется вперед, засунь в него хоть десять Оксимиронов.
Однако даже остановившиеся часы иногда показывают точное время. Особенно в России, с причудливой — шаг вперед, два назад — поступью ее Хроноса. И вдруг что-то совершенно ничего не значащее, невинное или идиотское с точки зрения старого сегодня становится важным для нового вчера. Фантазия вдруг превращается в правду, а вода, которую льет автор, в бензин. Фильм Гинзбурга вроде бы предусмотрительно освобожден от самых политически острых эпизодов первоисточника типа шуток про «Единую Россию» и запястья Ходорковского, но, как оказалось, все равно полон огнеопасных материалов — от огромной латинской буквы V на постере до пассажей вроде «стать на сторону зла казалось таким же логичным, как вступить в единственную правящую партию». Вопросы насчет того, что это за партия такая, должны развеять идущие при ее упоминании кадры ковровой бомбардировки города, похожего на Берлин 1945-го, и кожаный плащ офицера люфтваффе, в тело которого вселяется в этот момент главный герой. Здесь, впрочем, начинаются смелые фантазии самого режиссера: в книге на этом месте герой отправляется в инициатический трип вглубь сознания несчастного московского сисадмина. А аналогичный трип в Берлин 1940-х (в книге он происходит гораздо позже) охарактеризован Пелевиным как «стильный порнофильм», а вовсе не помесь «Стражей Галактики» со «Сталинградом» Бондарчука.
Отечественная история XX века полна примеров того, как деятели культуры не поспевали за стремительно меняющейся генеральной линией и массово садились в лужу (а то и куда похуже). Можно вспомнить печальную судьбу пролетарского поэта-горлопана Демьяна Бедного, обвиненного в «клевете на русский народ», случай с сиквелом кондовой шахтерской саги Ивана Лукова «Большая жизнь», попавшим под раздачу вместе с действительно антисталинской второй серией «Ивана Грозного»… Сегодняшние времена высокой исторической турбулентности тоже будут дарить нам трагикомические истории разного рода. Да, собственно, уже дарят: вспомним «Снегиря» Бориса Хлебникова, который к моменту выхода обрел зловещее звучание. Показательно, что индустрия игнорировала инфернальную природу его героев, простых рабочих моря, не ценящих ни свою, ни чужую жизни, готовых и в огонь войти «по приколу», и умереть ради других не задумываясь. Во время продвижения акцент делался на спецэффектах и поверхностном, формальном «конфликте поколений». Фильм про кошмарную цену подвига даже открывал ММКФ — как ни в чем не бывало.
Или вот свежий сериал «Библиотекарь», который очень условно можно назвать экранизацией Елизарова, так как мудрые шоураннеры своевременно выскребли из сюжета главное — романтическую тоску по воображаемому СССР, ради возрождения которого в романе велась рукопашная война старух с бывшими инженерами. Очевидно, что спустя 15 лет эта ностальгия не кажется уже такой смешной и постмодернистски-ироничной, хотя еще полтора года назад сам Елизаров мечтал, чтобы экранизация была стилизована под советское кино.
Можно предположить, что дальше будет больше: ни одному продюсеру не дано предугадать, как отзовется через год взятый в производство сценарий. Эскапизм, уход от любого контакта с реальностью, стремительное переобувание туда-сюда — все это не страхует. Не поможет даже Пелевин с его простыми истинами вроде «Я начинал догадываться, что схватка двух интеллектуалов, где один выступает цепным псом режима, а другой бесстрашно атакует его со всех возможных направлений — это не идеологическая битва, а дуэт губной гармошки и концертино, бэкграунд, который должен выгоднее оттенить реальную идеологию, сияющую из гадючей мглы». Все-таки, чтобы постичь эту реальную идеологию, герою его романа пришлось самому стать нетопырем, а такому не учат даже во ВГИКе.
